Секретные комитеты. Секретный комитет Секретный комитет для решения крестьянского вопроса возглавил
Деятельность Секретного комитета 1857 г. довольно полно освещена в общих работах об отмене крепостного права и в специальных исследованиях. Из всех государственных учреждений, занятых подготовкой реформы, изучался только Секретный комитет. Однако многие вопросы его истории остались малоизученными, в частности: отличие от предшествовавших Секретных комитетов, противоречия и столкновения в деятельности последнего Секретного комитета и Министерства внутренних дел, расхождения в позиции этих двух звеньев государственного механизма абсолютной монархии по программным вопросам реформы, отход от традиционных форм и методов государственной практики.
§ 1. СЕКРЕТНЫЙ КОМИТЕТ: СОСТАВ, ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ
Секретный комитет по крестьянскому делу был создан 3 января 1857 г. Александр II учредил Комитет «в непосредственном своем ведении» и сам наметил его состав. В отсутствие царя председательствовал в Комитете генерал-адъютант кн. А. Ф. Орлов.
70-летний А. Ф. Орлов достиг к этому времени вершины своей бюрократической карьеры. Он был шефом жандармов и начальником III отделения собственной е. и. в. канцелярии с 1844 по 1856 гг. (после А. X. Бенкендорфа). Николай I считал его своим другом. В 1856 г. Орлов возглавил русскую делегацию при заключении Парижского мира, получил титул князя; в этом же году он был назначен председателем Государственного совета и Комитета министров. Участник Отечественной войны 1812 г. (Бородинского и многих других сражений), русско-турецкой войны 1828-1829 гг., Орлов в 1833 г. в качестве чрезвычайного посла в Константинополе заключил Ункияр-Искелессийский договор. Родной брат декабриста М. Ф. Орлова, он оказался среди тех,
кто подавил восстание, и, как значится в его формулярном списке, «за отличные действия против мятежников» получил графское достоинство. В 1831 г. он принимал участие в подавлении холерного бунта в Петербурге и восстания в военных поселениях. Не имея родовой собственности, Орлов приобрел и получил за верную службу монарху большие земельные владения, так что в начале 50-х годов стал одним из крупнейших земельных собственников: у него вместе с женой было 171 370 дес. земли и всяких угодий в нескольких губерниях. Орлов был крепостником в точном смысле этого слова, и по социальному положению, и по взглядам. Он был глубоко чужд всему новому, прогрессивному, весь принадлежал прошлому. Орлов никогда не занимался крестьянским вопросом, не знал и не признавал его.
Подстать ему был почти весь состав Комитета: председатель департамента законов Государственного совета гр. Д. Н. Блудов, кн. П. П. Гагарин, бар. М. А. Корф, генерал-адъютанты Я. И. Ростовцев и К. В. Чевкин, шеф жандармов и начальник III отделения кн. В. А. Долгоруков, министр императорского двора гр. В. Ф. Адлерберг, министр внутренних дел С. С. Ланской, министр финансов П. Ф. Брок (в марте его сменил А. М. Княже- вич). Впоследствии в состав Комитета были введены: 22 апреля 1857 г. М. Н. Муравьев, только что назначенный министром государственных имуществ, 31 июля 1857 г. вел. кн. Константин Николаевич, 17 января 1858 г. министр юстиции гр. В. Н. Панин. Управление делами Секретного комитета возлагалось на государственного секретаря В. П. Буткова, «в помощь ему» назначался и. д. статс-секретаря Государственного совета С. М. Жуковский. Члены Секретного комитета принадлежали к высшим слоям бюрократии, многие являлись представителями аристократии, крупными земельными собственниками. Абсолютное большинство было противниками освобождения крестьян.
Некоторые из членов Секретного комитета заслуживают особого внимания по той роли, какую они играли в ходе подготовки реформы.
Генерал-адъютант Я. И. Ростовцев был самым близким к Александру II доверенным лицом в правительственной среде, благодаря чему приобрел особое влияние на политику в крестьянском вопросе. Уже 22 февраля 1855 г. Александр II назначил Ростовцева начальником Главного штаба по военно-учебным заведениям, а в марте того же года членом Государственного совета и присутствующим в Комитете министров. Их дружеские отношения сложились в течение двадцати предшествовавших лет (несмотря на разницу в возрасте в 15 лет). Ростовцев происходил из дворян Петербургской губернии и принадлежал к военной бюрократии, земельной собственности не имел. В молодости Ростовцев был близок с руководителями Северного общества декабристов, однако вступить в тайную революционную организацию
отказался. Накануне восстания он сообщил Николаю I о готовившемся выступлении (не скрывая это от своих друзей), а 14 декабря участвовал в подавлении восстания, был ранен и «за усердие и точность в исполнении своей обязанности» получил повышение в чине и орден . Возвращение декабристов из Сибири в конце 1856 г., накануне учреждения Секретного комитета, всколыхнуло уже отодвинувшееся в тень прошлое как для самого Ростовцева и его семьи, так и для современников. По мере развития и определения крестьянского вопроса в общественно-политической жизни и изучения его Ростовцев круто изменит свои взгляды; прошлое, в частности, подтолкнет его к современной либеральной программе и к сближению с либеральными государственными деятелями. Но это произойдет уже за пределами деятельности Секретного комитета, во второй половине 1858 г. и в 1859 г.
С. С. Ланской стал членом Секретного комитета как руководитель Министерства внутренних дел, специально занятого крестьянским вопросом. Он был уже преклонных лет (1785 г. рождения) и имел большой опыт административной службы. В 1830- 1834 гг. Ланской был гражданским губернатором сначала в Костроме, затем во Владимире, после того - присутствующим в Сенате, с 1850 г.- членом Государственного совета, в следующем году он был пожалован в действительные тайные советники. С. С. Ланской происходил из дворян, получил домашнее образование, имел родовое имение в 150 дес. в Тверской губернии, немного приобретенной земли с крепостными и дом в Петербурге . Он не принадлежал к титулованной знати (титул графа получил в 1861 г. после отставки). В молодости Ланской был участником «Союза благоденствия», но отошел от тайных обществ задолго до восстания и не привлекался к следствию. В отличие от большинства своих коллег по Секретному комитету он был сторонником отмены крепостного права, тяготел к либерализму, но, не имея четкой программы, очень зависел от своих ближайших помощников. Однако, определив свою позицию, он становился твердым и непреклонным. В конечном итоге его роль в подготовке реформы определилась выбором Н. А. Милютина (вместо А. И. Левшина) на должность своего товарища и полным доверием к нему.
Министр государственных имуществ генерал-от-инфантерии М. Н. Муравьев был человеком реакционным, хотя в прошлом он также являлся членом «Союза благоденствия». В противоположность своему брату, декабристу А. Н. Муравьеву, который на посту военного губернатора Нижнего Новгорода в 1855-1861 гг. всячески содействовал освобождению крестьян и поддерживал политику Министерства внутренних дел, М. Н. Муравьев - активный противник крестьянской реформы и защитник неприкосновенности дворянского землевладения (сам он вместе с женой имел
около 600 душ крестьян в Петербургской и Смоленской губерниях) .
Среди влиятельных крепостников Секретного комитета были кн. П. П. Гагарин, кн. В. А. Долгоруков и гр. В. Н. Панин. Все трое принадлежали к высшей родовитой аристократии и были крупными землевладельцами. Гагарин имел более 2000 душ крестьян в Нижегородской губернии (почти все в родовом имении), Долгоруков- 1800 душ, а вместе с женой около 6800 (тоже в родовом имении) в Смоленской и Тверской губерниях; Панин имел (вместе с родителями) в родовом владении более 12 500 душ крестьян в девяти губерниях центральных районов России. Все трое достигли высокого положения в бюрократическом мире еще при Николае I. Гагарин с 1818 г. служил в различных департаментах Сената, в 1843 г. получил чин действительного тайного советника и с 1844 г. стал членом Государственного совета. Ко времени учреждения Секретного комитета это был опытный, умудренный жизнью администратор 68 лет. Он вел дневник, в котором отразил и деятельность Комитета. Долгоруков в 1852-1856 гг. был военным министром и оказался бездарным и беспомощным в тяжелых обстоятельствах Крымской войны. В июне 1856 г. он стал шефом жандармов и начальником III отделения, сменив получившего повышение Орлова. Гагарин и Долгоруков были в 1849 г. членами Следственной комиссии по делу петрашевцев. Панин еще в 1839 г. был назначен управляющим Министерством юстиции и утвержден министром в 1841 г., оставаясь на этом посту до февраля 1860 г., когда после смерти Ростовцева он стал председателем Редакционных комиссий. В Секретном комитете Панин появился позднее других, уже после опубликования первых рескриптов.
Из остальных членов Секретного комитета выделялись по своему образованию и положению в обществе гр. Д. Н. Блудов и бар. М. А. Корф.
Д. Н. Блудов (граф с 1842 г.) замещал А. Ф. Орлова как председательствующего в Комитете (был старше Орлова на год). Он имел (вместе с женой) родовую земельную собственность около 2500 дес. в разных губерниях. Племянник Г. Р. Державина, Блудов был образованным человеком, близким к литературным кругам, в молодости являлся одним из учредителей и деятельным членом литературного кружка «Арзамас». В 1855 г. он стал президентом Академии наук (и оставался на этом посту до смерти, до 1864 г.). Лучше других членов Комитета Блудсв знал законодательство Российской монархии и крестьянский вопрос. Он был делопризводителем первого Секретного комитета 1826 г., министром внутренних дел в 1832-1838 гг., с 1840 г. являлся главноуправляющим II отделением собственной е. и. в. канцелярии (кодификационным). Под его руководством составлены два
издания Свода Законов (1842 и 1857 гг.) . Блудов больше, чем другие члены Комитета, исключая М. А. Корфа, знал о программе декабристов, об их требованиях и стремлениях, он составлял «донесение» Следственной комиссии по их делу.
М. А. Корф окончил Царскосельский лицей в 1817 г., вместе с А. С. Пушкиным и некоторыми будущими декабристами. Он не был причастен к декабристскому движению и в отличие от многих своих друзей этих лет рано и благополучно начал служебную карьеру. В 1848 г. по заданию Николая I и наследника престола (будущего Александра II) он написал книгу «Восшествие на престол императора Николая I», в которой дал официальную версию истории декабристского движения. Публикуя в 1857 г. (впервые в широкой подцензурной печати) материалы о восстании на Сенатской площади, он рассматривал события с точки зрения высшей власти. По взглядам и убеждениям Корф был чужд своим бывшим царскосельским друзьям. Он не искал деловых контактов или внутренних душевных связей с вернувшимися из ссылки декабристами. Но из письма И. И. Пущина из Петербурга к Е. П. Оболенскому в Калугу от 8 января 1857 г. мы узнаем, что среди посетивших Пущина в доме на Мойке лицейских друзей был и Корф. Корф тяготился своим назначением в Секретный комитет и, ссылаясь на незнание крестьянского вопроса и в теории, и на практике (крепостных у него не было), добивался выхода из его состава, и получил, наконец, на это согласие Александра II в начале 1858 г.
Деятельность других членов Секретного комитета не была особенно примечательна. Гр. В. Ф. Адлерберг по своим взглядам и служебному опыту принадлежал к старой николаевской бюрократии. Он был ближайшим другом Николая I в течение всего его царствования, в конце его правления стал министром, а в начале - был прикомандирован к Следственной комиссии по делу декабристов. Адлерберг происходил из дворян Эстляндской губернии, земельной собственности не имел (у жены было около 1500 крепостных) . К. В. Чевкин тоже имел личные «заслуги» перед Николаем I: 14 декабря 1825 г. он «находился около царя и лично от него получал приказания», а потом получил и орден. Высших постов на государственной службе он достиг при Александре II. Чевкин происходил из дворян, фактически земельной собственности не имел . Он не принадлежал к оголтелым крепостникам и постепенно перешел на позиции сторонников реформы.
Секретный комитет был укомплектован из членов Государственного совета, заседания его проходили обычно в зале Государственного совета, иногда в Зимнем дворце у царя. В этом проявлялась установившаяся традиция организации прежних Сек-
ретных комитетов. Необычным в последнем Секретном комитете было то, что 10 из 14-ти его членов так или иначе оказались связанными в прошлой своей деятельности с историей освободительного движения: семь участвовали в подавлении восстания декабристов, в следствии над декабристами и петрашевцами, двое в молодости сами принимали участие в «Союзе благоденствия», один изучал историю декабризма. Этот опыт прошлого не прошел бесследно и оказывал влияние на восприятие членами Комитета общественно-политической обстановки конца 50-х годов. В их выступлениях и поведении проявлялся страх перед возможностью борьбы или недовольства крестьянства и дворянства.
Секретность существования Комитета строго соблюдалась. Во «всеподданнейшем» докладе Орлова от 9 января 1857 г. признавалось нужным «принять по делопроизводству Комитета такие меры, кои дали бы возможность сохранить в строгой тайне цель и намерения правительства, даже самое учреждение Комитета». Предусмотрительная осторожность Орлова простиралась далеко: при затребовании из Министерства внутренних дел бумаг для Секретного комитета указывалось, что они нужны Государственной канцелярии для доклада Александру II, «не упоминая об учреждении Комитета и не говоря, что сведения сии нужны для доклада Комитету». Дела, ставшие архивными - материалы Секретных комитетов Николая I, узаконения, уже принятые и реализованные - инвентари, указы 1803 г. о вольных хлебопашцах и 1842 г. об обязанных крестьянах, пересылались из Министерства Буткову только «секретно», а некоторые даже «весьма секретно» .
Современники единодушны в оценке последнего Секретного комитета. Д. А. Оболенский писал в воспоминаниях: «В Петербурге Секретный комитет по крестьянскому вопросу, составленный из высших государственных сановников, совершенно неспособных и не приготовленных к начертанию какого-либо проекта освобождения крестьян... занимался переливанием из пустого в порожнее... Вопрос был поднят, вся Россия об этом узнала и хотя комитет был секретным, но тем не менее несостоятельность его ни для кого не была тайною» . А. И. Левшин дал следующую характеристику Секретного комитета: «Вообще состав Комитета был весьма неудачный и потому немудрено, что он первое полугодие только смотрел на зверя (т. е. крестьянский вопрос.- Л. 3.), ему указанного, и ходил около него, не зная, с какой стороны к нему приступить. В промежутках президент (А. Ф. Орлов.- с/7. 3.) занимался заложением своих или жены своей имений в опекунский совет, чем возбудил всеобщий страх; во всей России о том говорили и спешили подражать ему» и. Ф. П. Еле- нев заключал свое мнение о Комитете так: «Государь очень хо-
рошо знал направление мыслей назначенных им членов и тем не менее допустил решительный перевес на стороне противников освобождения, как бы сам не доверяя своей мысли и ища против нее возражений» .
Никто из членов Секретного комитета не знал серьезно крестьянского вопроса. На одном из первых заседаний Корф и Ростовцев «в чистосердечном самосознании» заявили, что они «наименее способны» к важным обязанностям, что «устройство и нужды сельского быта... известны им лишь поверхностно из читанного, или слышанного от других» . С неменьшей искренностью «председатель комитета против сего объяснил, что все члены комитета находятся почти в том же положении.., но это не может препятствовать им излагать свое мнение в общих государственных видах» . О неподготовленности членов Комитета к решению крестьянского вопроса писал и Д. А. Оболенский. Вот его впечатление от разговора с В. А. Долгоруковым, записанное 16 января 1857 г. На завтраке у вел. кн. Екатерины Михайловны Оболенский посоветовал Долгорукову прочесть записку по крестьянскому вопросу Ю. Ф. Самарина. Оболенский убедился, что Долгоруков «не смыслит в этом деле ровно ничего и что ему хочется хотя бы схватить какие-нибудь верхушки, чтобы уметь что-нибудь сказать в Комитете, хотя сам он не партизан освобождения». Долгоруков попросил Оболенского составить краткое изложение записок Ю. Ф. Самарина и М. П. Позена, что и было сделано. На рекомендацию Оболенского серьезно заняться изучением крестьянского вопроса Долгоруков сказал, что ему некогда заняться, так как «сегодня там бал, завтра обед и прочее». В заключение записи этой беседы Оболенский сокрушается о «ничтожестве этих государственных людей» .
Первое заседание Секретного комитета состоялось 3 января 1857 г. в Зимнем дворце в кабинете Александра II, который и открыл его. Царь выразил «непременную волю», чтобы вся работа Комитета сохранялась в «строгой тайне», и заявил, что, по его мнению, «крепостное состояние почти отжило свой век». В начале заседания был прочитан доклад министра внутренних дел от 20 декабря 1856 г., в конце того же заседания - проект М. П. Позена, обративший на себя «особое внимание» Александра II, представленный ему еще 18 декабря 1856 г. (та самая записка Позена, на которую Министерство внутренних дел дало отрицательное заключение в своей записке от 23 декабря, также представленной Александру II).
В первые полгода своего существования Секретный комитет хотя и употреблял термин «освобождение крестьян», но основы-
вался в своих рекомендациях исключительно на существующем законодательстве и не разработал даже определенного плана действия. Имелось в виду приступить к «подробному пересмотру» двух указов: об обязанных крестьянах и о свободных хлебопашцах. Не исключалась возможность обсуждения вопроса о введении во всех помещичьих имениях инвентарей, подобных недавно введенным в Витебской и Могилевской губерниях (т. е. не юго- западных, где точно регламентировались наделы и повинности, а земля закреплялась в «вечное» пользование) .
Несмотря на строгое следование уже сложившейся практике как по существу, так и по методам работы, написанные канцелярским языком журналы заседаний передают все-таки ощущение необычности политической обстановки, в которой проходила работа этого последнего Секретного комитета. В первом же заседании на предложенный Александром II вопрос: «следует ли приступить теперь к каким-либо мерам для освобождения крепостных людей?» - «собрание признало единогласно, что в настоящее время умы и помещиков и принадлежащих им крепостных людей, особенно крестьян, находятся в каком-то ожидании... Конечно такое ожидание и самое волнение умов не ново... Но тем не менее нельзя не сознаться, что если оно теперь и не сильнее бывших в другое время, то все-таки существует и при дальнейшем развитии может иметь последствия более или менее вредные, даже опасные» .
На втором заседании, 17 января, «некоторые из членов, приняв в соображение настоящее брожение умов, которое может действительно уже усилиться... полагали бы не только полезным, но даже необходимым придать занятиям Комитета некоторую гласность, и откровенным изложением видов правительства успокоить умы и крестьян и помещиков». Они предложили опубликовать об этом «высочайший» именной указ Сенату. Проект его, написанный Ростовцевым, краток. Первые же строки выдают опасение правительства за «состояние умов»: «С некоторого времени начали в народе расходиться разные слухи о том, будто бы в состоянии помещичьих крестьян сделаны какие-то перемены. Слухи эти распускаются людьми недобрыми, чтобы обманывать крестьян и тревожить помещиков» .
Шеф жандармов Долгоруков признал, что «брожение умов относительно свободы в крепостном сословии существует; но оно преувеличено и поддерживается более страхом самих помещиков». Он предложил вместо публикации указа «с твердостью поддерживать существующий порядок общественного устройства». Спустя два года, в своем очередном «всеподданнейшем» докладе за 1858 г. Долгоруков будет убеждать царя в необходимости принятия и объявления в конце 1859 г. «в главных чертах осно-
ьаний решения правительством крестьянского вопроса», так как «терпению при ожидании есть предел» .
Семь членов Секретного комитета (из 10 присутствующих) - Орлов, Ланской, Корф, Чевкин, Ростовцев, Брок, Адлерберг - не разделили мнение Долгорукова. Они утверждали, что необходимо опубликовать указ. Встревоженные члены Секретного комитета, заимствуя из арсенала чуждых им современных веяний принцип гласности, пытались успокоить «брожение умов», предотвратить назревание недовольства и кризиса и укрепить свои классовые позиции. Это был самообман. Когда прибегнут к гласности (в ноябре Секретный комитет выскажется за опубликование рескрипта Назимову), это расширит пока еще едва заметные трещины в механизме абсолютной монархии. И первая метаморфоза свершится с самим Секретным комитетом. Он превратится в Главный, т. е. гласный, а затем последуют и другие.
Интересно, что такие различные по своим взглядам представители бюрократии, как Орлов и его единомышленники, с одной стороны, и Милютин - с другой (в записке 1856 г.), отличали в среде помещиков тех, кто держится старых порядков, и тех, кто стремится к преобразованиям. Только Орлов ориентируется на реакционную массу и считает утопией преобразовательные планы «просвещенных» помещиков, а Милютин убеждает опираться именно на эту просвещенную (либеральную) часть помещиков. Интересна и попытка использовать монархические элементы в идеологии крестьянства и защитить помещиков от ненависти крестьян «царским словом». Хотя члены Секретного комитета не знали крестьянского вопроса, это не помешало им занять четкую классовую позицию.
Семь членов так верили в успех своего плана, что видели «высочайший» указ правительствующему Сенату не только разосланным в «самом большом числе экземпляров» всем начальникам губерний, всем губернским и уездным предводителям, но и вывешенным «в рамке под стеклом» в конторах вотчинных управлений, в приходских церквях, в канцеляриях становых приставов, в сельских управлениях ведомства государственных имуществ. «Заметим,- оговаривалось в скобках,- что из этого ведомства часто рассеиваются между помещичьими крестьянами слухи об обращении их в казенные». Как тут не вспомнить двуединый план реформы П. Д. Киселева, как не констатировать полную основательность этих слухов. Слова семи членов Секретного комитета метили в ведомство Киселева, которое он в пору своего могущества мечтал превратить в «Министерство реформ», но в силу обстоятельств не смог.
Слаженное единство семи членов, казалось, близких к успеху, нарушил Гагарин. Он подал реплику, которая как-то сразу обесценила длинные и чувствительные рассуждения семи членов:
«едва ли удобно в настоящее время так положительно высказать виды правительства в отношении только сих двух законов, не имевших со времени их издания и доселе почти никакого действия» . Он предложил отсрочить издание указа до определения «главных начал» реформы. Спустя три месяца сам он определит эти «начала» как безземельное освобождение крестьян.
Александр II указа не подписал. Когда 28 февраля состоялось, наконец, третье заседание Секретного комитета, было решено избрать из своей среды комиссию для выработки конкретного плана деятельности. Эта «Приуготовительная комиссия» была учреждена в составе четырех членов: Гагарина, Корфа, Ростовцева, Буткова. Она должна была рассмотреть существующее законодательство по крестьянскому вопросу (указы о свободных хлебопашцах и обязанных крестьянах), а также различные записки и проекты об отмене крепостного права. Ознакомившись с этим материалом, комиссия не смогла в течение почти двух месяцев определить «основания предстоящих Комитету работ» и прийти к общему решению. Члены комиссии представили собственные отдельные записки. Их три: Ростовцева от 20 апреля, Гагарина от 5 мая и Корфа от 16 апреля .
Ростовцев одобрил предложения записки Позена, которая зачитывалась на первом заседании Секретного комитета, а до того была отвергнута министром внутренних дел. Этот факт заслуживает внимания. До лета 1858 г. Ростовцев будет находиться под сильным влиянием Позена. И в истории подготовки крестьянской реформы настанет момент, когда взгляды и идеи Позена, проводимые Ростовцевым, будут иметь решающее значение при составлении важнейших правительственных постановлений по крестьянскому делу и по вопросам местного управления. Записка Ростовцева по существу ничем не отличалась от решений Секретных комитетов царствования Николая I, откладывавших отмену крепостного права на неопределенно длительный срок. Гагарин в своей записке развернул программу безземельного освобождения крестьян, сохранения в руках помещиков не только всей земельной собственности, но также и вотчинной власти. Эти условия реформы в представлении Гагарина должны были обеспечить господство крупного помещичьего хозяйства в сельскохозяйственном производстве и оставить в государстве «тот правительственный порядок, который существует в нем в настоящее время». П. А. Зайончковский справедливо отмечал, что проект Гагарина «полностью соответствовал законам 1816-1819 гг., отменявшим крепостное право в Остзейских губерниях». М. А. Корф предлагал поручить дворянству разработку условий реформы, не ограничивая его инициативу какими-либо точными руководящими указаниями.
Эти записки членов «Приуготовительной комиссии» и журнал ее последнего заседания были представлены в Секретный комитет. Но Комитет продолжал тактику проволочек, не торопясь определить свою позицию. Только С. С. Ланской представил свой письменный отзыв 13 июня 1857 г.
Министр внутренних дел признавал «вопрос о земле» первостепенным и выражал свое несогласие с предложением Гагарина «даровать помещикам право освобождать крестьян целыми селениями без условий и земли». Министр поддерживал мысль Корфа передать дворянству обсуждение крестьянского вопроса, однако оговаривал участие дворянства в подготовке реформы непременным условием придерживаться «главных начал», которые разработает и даст ему правительство. Эти «главные начала» должны были содержать ответ на основные вопросы: останется ли вся земля во владении помещика? Если останется право владения, каков характер пользования крестьян (т. е. может ли помещик удалять крестьян с земли, которой они пользуются)? Будут ли помещики вознаграждены за личность крестьянина и за землю, если закон обяжет их наделять крестьян землей? Подняв таким образом земельный вопрос, министр стал готовить о нем «свое решительное мнение» - очередную записку.
Пока в Министерстве шла работа над новой запиской, члены Секретного комитета разъехались на вакации, а Александр II отправился в Киссинген. Проезжая через Вильно, он встретился с генерал-губернатором Назимовым, который сообщил ему, что дворянство северо-западных губерний «склоняется к тому, чтобы пойти навстречу желаниям государя предложением об освобождении своих крестьян от крепостной зависимости». Для Александра II известие это было очень важным и ценным: осуществление расчетов Назимова дало бы власти основание ссылаться в своих действиях по подготовке реформы на инициативу дворянства.
По прибытии в Киссинген Александр II встретился и первый раз после воцарения «сошелся во взглядах», как пишет П. Семенов, с вел. кн. Еленой Павловной. Их беседы касались крестьянского вопроса. По требованию Александра II Орлов направил ему из Петербурга свой доклад от 21 июня и материал «Приуготовительной комиссии» с отзывом Ланского. Одновременно министр иностранных дел кн. А. М. Горчаков передал Александру II записку об отмене крепостного права бар. А. Гакстгаузена, исследователя аграрных отношений в Пруссии и России.
Гакстгаузен писал о необходимости немедленно приступить к подготовке реформы и передать ее дворянству. Интересна аргументация срочности этого дела. Автор записки высказывал мысли о взаимосвязи и взаимовлиянии социально-политического развития России и Европы, о предотвращении возможных револю-
дионных потрясений своевременной реформой. «Мы живем,- писал Гакстгаузен,- в эпоху, когда мысли и мнения не выжидают, как прежде, годов и столетий для своего полного развития и распространения. Распространяемые печатью, паром и электричеством, они подобно молнии бороздят Европу с одного конца до другого, и нет народа, нет страны, которые могли бы предохранить себя от их влияния. Я говорю это, дабы напомнить, что в России нельзя останавливаться на полпути, что невозможно важнейшие вопросы народного существования предоставить их собственному развитию, что правительство обязано первое принять в них обдуманное и деятельное участие, дабы события, опередив его, не завладели браздами и не вырвали от него уступок, которые повлекли бы его к падению». Против последней фразы Александр II написал на полях: «Совершенно справедливо, и в этом моя главная забота». Полностью совпадающая с этой идеей Гакстгаузена мысль Н. Милютина, высказанная им еще ранее в записке о Карловке, не нашла такой поддержки со стороны Александра II.
Получив доклад с материалами комиссии и отзывом Ланского, Александр II передал их для ознакомления Киселеву, с которым встретился в Киссингене. 9(21) июля Киселев представил Александру II записку со следующим заключением: «Я полагаю, что даровать полную свободу 22 миллионам крепостных людей обоего пола не должно и невозможно. Не должно потому, что эта огромная масса не подготовлена к законной полной свободе. Невозможно потому, что хлебопашцы без земли перешли бы в тягост- нейшую зависимость от землевладельцев и были бы их полными рабами или составили пролетариат, невыгодный для них самих и опасный для государства» . Было бы неверно представлять Киселева, который еще в 30-40-е годы пытался решить крестьянский вопрос, противником отмены крепостного права, как это иногда делается в литературе, на основе буквально понятых вышеприведенных слов. Очевидно, Киселева пугала перспектива именно безземельного освобождения крестьян - единственное четкое конструктивное предложение из представленных «Приуготовительной комиссией». Для осуществления же выкупа крестьянских наделов в собственность Киселев не видел реальных финансовых возможностей. Поэтому он и высказался против немедленного освобождения крестьян. Киселев предлагал приступить к пересмотру законодательства о крестьянах, считая непреложными два условия: оставить крестьян на время «крепкими земле» и оградить их личные права и их земли и имущество законами, что по существу совпадало с его планом общей инвентаризации помещичьей деревни 1839 г.
3 Л. Г. Захарова
Резолюция Александра II на докладе Орлова от 21 июня требовала от Секретного комитета незамедлительных и конкретных
решений по крестьянскому делу, «не откладывая оного под разными предлогами в долгий ящик». «Гакстгаузен отгадал,- писал он,- мое главное опасение, чтобы дело не началось само собою снизу» .
Именно в это время для оживления почти замершей деятельности Секретного комитета в его состав был введен вел. кн. Константин Николаевич. Вскоре^ состоялось еще одно назначение, характеризующее настроение Александра II, его отношение к либеральным деятелям. К. Д. Кавелин, совершенно неожиданно для себя и для многих своих друзей и врагов, был назначен преподавателем к наследнику престола вел. кн. Николаю Александровичу. Кавелин имел беседы с императрицей, пожелавшей познакомиться с его взглядами и планами лично, кроме того, он посещал фрейлину императрицы А. Ф. Тютчеву и шефа жандармов Долгорукова и говорил с ними о разных предметах, включая крестьянский вопрос.
Не без основания видя в своем внезапном и почетном назначении политический смысл, Кавелин пришел к следующим выводам: «Очевидно, государь настоятельно требует эмансипации, и окружающие его видят, что делать нечего... Усиливающиеся частные восстания крестьян, о которых говорила мне А. Ф. Тютчева и сам князь Долгоруков, дают вес нашему мнению и дискредитируют камарилью. Надобно видеть, с каким заметным неудовлетворением князь Долгоруков сходит передо мною с высоты главного начальника жандармерии и вообще великого человека. Даром этого быть не может». Оказывается, Кавелин понимал, что роль либералов и их влияние на подготовку реформы зависят, помимо их собственной силы, от степени давления «низов», в конечном итоге определяются этим фактором.
Дневник Кавелина сохранил для нас очень важные свидетельства об интересе в «верхах» к только что появившимся номерам «Колокола» и вообще к изданиям Герцена. Так, придя на беседу к императрице, Кавелин застал ее за чтением 2-го листа «Колокола». И в тот же день, 15(27) августа, другая запись еще более удивительная, о разговоре с шефом жандармов: Долгоруков «жаловался на высокопоставленных особ, что они провозят тайно Искандеровы издания в Россию и распространяют, что сочинения Искандера опасны, потому что в них много правды. В заключение предупреждал меня, чтобы я с осторожностью ввозил Искандеровы творения в Россию, чтобы не попасться, а провезя, чтобы не распространял их» .
В беседах Кавелина с императрицей, Тютчевой и Долгоруковым речь шла, в частности, и о проекте освобождения крестьян в имении вел. кн. Елены Павловны - Карловке. По ее поручению Кавелин продолжал эту работу и виделся с ней, и об этой его деятельности знали в «верхах», а императрица относилась одоб-
рительно к намерениям вел. кн. Елены Павловны . Таким образом, решение крестьянского вопроса, предложенное в записке Н. А. Милютина в октябре 1856 г., не осталось под сукном, хотя и не было принято Александром II. Оно дорабатывалось. Вместе с тем определялась и программа либеральной бюрократии, не ставшая еще официальной.
Официальная программа Министерства внутренних дел также развивалась и уточнялась в очередной записке министра от 26 июля 1857 г., составленной в ответ на результаты работы «Приуготовительной комиссии». Как писал Левшин, это был «первый ясный очерк системы, по которой мы с министром полагали идти вперед» .
Как и в предыдущих записках конца 1856 г., подтверждалось значение остзейского опыта освобождения крестьян в качестве образца для предстоящей реформы. Но в дополнение к прежним высказываниям в записке 26 июля 1857 г. Левшин раскрыл свое понимание сущности остзейского опыта. Он ориентировался в это время на законодательство последних лет, которое утверждало основы пользования крестьянами полевой землей, а не на первоначальные законы 1816-1819 гг., проводившие полностью безземельное освобождение крестьян. Левшин в своих воспоминаниях поясняет, что искал «средней точки между безземельным и полноземельным состоянием крестьянина». Ему казалось, что он нашел эту «среднюю точку» в выкупе крестьянами усадьбы и в наделении их полевой землей в пользование, на основаниях, подобных (но не идентичных) принятым в последнее время в Остзейских губерниях для крестьянских участков - Bauernland. «На переходное время,- объяснял он вопрос о пользовании крестьянами полевой землей, - условия отношений помещиков с крестьянами полагал я оградить контролем или постановлениями правительства; по окончании же сего периода я не находил опасности в добровольных сделках». Возможно, для выработки правительственных мер контроля на время переходного периода условного пользования крестьянами землей Левшин изучал инвентари.
Предложенная Левшиным и Ланским «система» решения крестьянского вопроса в конечном итоге означала обезземеливание абсолютного большинства крестьянства. Рассуждения Левши- на о среднем положении между безземельным и полноземельным освобождением крестьян плохо скрывали главную цель - сохранение у помещиков всей земельной собственности, взгляд на помещичье хозяйство как единственную основу сельскохозяйственного производства. Это обнаруживается в решении земельного вопроса во всех его аспектах: об усадьбе, о пользовании полевой землей, о выкупе. Единственное, чего действительно хотел избежать Левшин, это немедленного полного обзземеливания всего
крестьянства, как предлагал Гагарин. Количество усадебной земли в губерниях черноземных, где земля представляет большую ценность, могло быть уменьшено, а в губерниях северных, где земля неплодородна, напротив, увеличено. Предельный срок выкупа усадьбы предусматривался от 10 до 15 лет. Выкуп личности крестьян отвергался. Но стоимость усадьбы, строений и земли, особенно для нечерноземной полосы, фактически включала выкуп личности, чтобы возместить, как это открыто признавал Левшин, утрату помещиком дарового труда крепостных.
Полевая земля оставлялась крестьянам в условное пользование за плату деньгами или работой. В записке нигде не говорится о «вечном» или «постоянном» пользовании или неотчуждаемости ее от крестьян, напротив, утверждалась неотчуждаемость этой земли от помещиков. Суждения Левшина о величине полевого надела категоричны. Он не допускал сохранения дореформенного надела в пользовании крестьян. В воспоминаниях Левшина эта мысль оттеняется: «Я полагаю, что повсеместное удержание за освобождаемыми крестьянами полного их нынешнего надела землею не только излишне, но даже вредно». И тут же невольно обнажается подлинно классовая сущность его позиции: «При сохранении за крестьянами полного надела земли, они не будут иметь надобности работать у помещиков, и сии последние (по крайней мере на первое время) останутся без рук» . Выкуп этой урезанной в размерах полевой земли по истечении неопределенного времени переходного периода предполагался не как обязательная мера, а как добровольное соглашение помещиков с крестьянами, и потому фактически не мог стать общим исходом реформы.
Свою записку от 26 июля 1857 г. Левшин заключил уже хорошо выношенной идеей постепенности преобразований. В первую очередь осуществление реформы предполагалось провести в Ви- ленской, Гродненской и Ковенской губерниях, а затем распространять ее на восток. Однако принцип постепенности не должен был касаться подготовки реформы. Составление местных проектов предусматривалось провести повсеместно и одновременно, так как «везде распространяются слухи о намерениях правительства», «все остаются в недоумении и вместе в тревожном духе». В 1858 г. Главный комитет будет ориентироваться на эти принципы постепенности введения реформы, при одновременности и повсеместности ее подготовки.
Левшин считал, что разработанная им и изложенная в этой записке «система» решения крестьянского вопроса не имеет аналогии с опытом аграрного законодательства и аграрного развития европейских стран: «Мы можем дело постепенно устраивать, не прибегая ни к новым теориям, ни к примерам чужих государств, где окончательное разрешение этого вопроса большею
частью совершалось насилием и непредвиденными политическими переворотами. У нас напротив того, в трех Остзейских губерниях освобождение помещичьих крестьян исполнено тихо, последовательно в течение полувека, при содействии как правительства, так и дворянства. В начале были сделаны ошибки, приняты меры неудобные, но они исправлялись, законоположения изменялись и, наконец, в минувшем 1856 году для Эстляндской губернии издано третье и окончательное положение о крестьянах. Такое же скоро будет обнародовано и для Лифляндской губернии». Левшин поторопился с выводами. Он писал о законе принятом, но еще не проверенном жизнью - Положении 1856 г. для Эстляндии. Менее чем через год, весной - летом 1858 г., реализация этого Положения вызовет повсеместные волнения эст- ляндских крестьян. И главный аргумент привлекательности эст- ляндского (и вообще остзейского) образца отпадет, ослабив позиции защитников «остзейского опыта».
Министерство внутренних дел в своем ведомственном журнале в течение года помещало публикации об остзейском законодательстве. В «Журнале Министерства внутренних дел» в № 10 и 12 за 1857 г. вышла большая статья П. Шульца «Извлечение из законоположений о крестьянах Остзейских губерний» (в 1858 г. она вышла отдельным изданием в Петербурге). Еще ранее, в№3 и 6, были опубликованы «Очерки истории эстляндских крестьян», в которых подробно разъяснялось Положение 1856 г. В дневнике Артемьева есть сведения о рассылке Министерством, по распоряжению Левшина, предводителям дворянства разных губерний Положений о лифляндских и эстляндских крестьянах. Одновременно с интересом к остзейскому законодательству Артемьев отмечал внимание Министерства, и Левшина в частности, к инвен- тарям, особенно северо-западным. В мае 1857 г. дела об инвентарях были переданы Артемьеву, который по поручению Левшина составлял записку об инвентарях, преимущественно в западных, белорусских губерниях, для представления в Государственный совет. Выполнив это задание, Артемьев записал в дневнике 12(24) июня, что, по мнению Левшина, дело об инвентарях «должно идти в связи с вопросом об устройстве крепостных крестьян вообще в России» .
Дневник Артемьева показывает осведомленность Министерства внутренних дел об отношении передовой общественной мысли к предстоящим преобразованиям. В период, когда в Министерстве составлялась записка для Секретного комитета, Артемьев писал в дневнике 26 июня (8 июля): «Я узнал, что многие бумаги, касающиеся инвентарей, соединены с особо хранящимися у самого Левшина делами об устройстве помещичьих крестьян вообще. Все эти дела было бы весьма любопытно пересмотреть, тем более, что в них принимаются в соображение даже памфлеты Герцена.
Кстати, этот человек предпринял еще новое полупериодическое издание «Колокол» - звонящий о свободе крестьян, книгопечатания, правления и etc... Уверяют, будто бы Ланской, с разрешения государя, подписался на получение этого «Колокола». В одной из последующих записей эти сведения подтверждаются. Более того, министр заставляет читать себе вслух статьи из «Колокола» и «Полярной звезды», в которых пишется о нем и его ведомстве . Так в затхлую атмосферу рутины и секретности, в которой находилось крестьянское дело в Министерстве, проникала свежая струя жизни, проникали современные общественные идеи. Однако сила еще за Секретным комитетом. Записка Министерства от 26 июля, предельно осторожная, сохранявшая право помещиков на всю земельную собственность, но все-таки предлагавшая конкретный приступ к реформе, не была удостоена в Секретном комитете обсуждения. Принуждаемый к решению требованием Александра II, Секретный комитет принял свой план «реформы», точнее оттяжки реформы.
Решение Секретного комитета было принято в двух заседаниях 14 и 17 августа и зафиксировано в журнале 18 августа 1857 г. Комитет признал невозможным общее освобождение крепостных крестьян, так как это «может поколебать спокойствие и порядок в государстве». Были намечены три периода преобразования. Первый, «приуготовительный», предусматривал «меры для смягчения или облегчения крепостного сословия». Второй, «переходный период», заключался в принятии обязательных мер к освобождению крестьян, которые должны были «постепенно приобретать личные права людей свободного сословия, оставаясь более или менее крепкими земле». Время наступления и окончания этого периода оставалось неясным. Тем более недосягаемо отдаленным вырисовывался третий период - «окончательный», когда крестьяне «будут поставлены в отношениях своих к помещикам как люди совершенно свободные». Александр II не только подписал этот журнал, но даже «искренно» благодарил членов Комитета «за первый их труд» . Однако план Секретного комитета оказался мертворожденным. Когда через три месяца начнется подготовка рескрипта Назимову, за основу будет принят не журнал Секретного комитета от 18 августа, а записка Министерства внутренних дел.
Для последующей разработки крестьянской реформы большой интерес представляет мнение П. Д. Киселева, высказанное в связи с просьбой вел. кн. Константина Николаевича дать замечания на журнал Секретного комитета от 18 августа. Вот что писал Киселев в сентябре 1857 г.: «Я всегда полагал и ныне полагаю, что крестьянская земля должна оставаться (с вознаграждением помещика) в полной неотъемлемой собственности крестьян... Увольнение с землей в моем понимании есть условие
необходимое не только в экономическом, но и в политическом отношении. Во Франции собственники земли, коих считается 7 миллионов, составляют класс людей покойных и преданных правительству, как защитнику их собственности; они делают перевес пролетариату и не позволяют ему распространять свои превратные замыслы». Переходя к условиям реформы в России, он писал: «Ни в каком государстве освобождение или выкуп барщины не был сделан при подобных условиях». Из последующих строк видно, что Киселев имел в виду выкуп не немедленный, а постепенный, «в течение более или менее близкого времени» . Итак, Киселев считал возможным сочетать в реформе две задачи - создание класса крестьян-собственников (аналогично Франции) и сохранение дворянского землевладения - и рассчитывал при этом на мирное развитие пореформенной России. С этими мыслями мы встретимся позже в записках членов Редакционных комиссий. Подобная задача содержала элемент утопии, вообще характерной для общественно-политической мысли в России во второй половине 50-х годов XIX в.
ПОДГОТОВКА КРЕСТЬЯНСКОЙ РЕФОРМЫ.
Вдруг случилось нечто необычное. В марте 1856 г., т. е. вскоре по заключении мира, император отправился в Москву. Здешний генерал-губернатор, известный крепостник граф Закревский, ходатайствовал перед императором о желании местного дворянства представиться государю по поводу распространившегося среди него слуха, что правительство замышляет отмену крепостного права. Император принял московского губернского предводителя дворянства князя Щербатова с уездными представителями и вот что приблизительно сказал им: «Между вами распространился слух, что я хочу отменить крепостное право; я не имею намерения сделать это теперь, но вы сами понимаете, что существующий порядок владения душами не может остаться неизменным. Скажите это своим дворянам, чтобы они подумали, как это сделать». Эти слова, как громом, поразили слушателей, а. потом и все дворянство, а дворяне только что надеялись укрепить свои права и с такой надеждой готовились встретить коронацию, назначенную на август того года. Новый министр - Ланской обратился к императору за справкой, что значат его московские слова. Император отвечал, что он не желает, чтобы эти слова остались без последствий. Тогда в министерстве внутренних дел начались подготовительные работы, цель которых еще пока не была выяснена.
На коронации в августе 1856 г. собрались в Москву по обычаю губернские и уездные предводители дворянства. Товарищу министра внутренних дел Левшину поручено было узнать, как они отнеслись к вопросу «об улучшении участи крепостных крестьян» (тогда еще избегали слова «освобождение»). Левшин позондировал и с печалью донес, что дворянство ни с той, ни с другой стороны не поддается; некоторый луч надежды подавало лишь одно западнорусское дворянство, преимущественно литовское. Недовольные бибиковскими инвентарями, предводители этих дворян как будто выразили готовность содействовать правительству, почему виленскому генерал-губернатору Назимову поручено было так настроить дворян, чтобы они сами обратились к правительству с заявлением желания улучшить положение своих крестьян; тем дело и кончилось.
Между тем по старому обычаю составлен был секретный комитет по крестьянским делам подобно тем, которые составлялись в царствование Николая. Этот комитет открыт был 3 января 1857 г. под личным председательством императора из лиц, особо доверенных. Комитету поручено было выработать общий план устройства и улучшения положения крепостных крестьян. Работы этого комитета показывают нам, что в 1857 г. не существовало еще никакого плана, не собрано было еще сведений о положении дела, не выработаны были даже основные начала освобождения; так, например, еще не решили, освобождать ли крестьян с землею или без земли. Комитет принялся за дело. Между тем в ноябре прибыл в Петербург давно ожидаемый виленский генерал-губернатор Назимов с результатами своих совещаний с местным дворянством. Назимов явился повесив голову; предводители дворянства, может быть под влиянием праздничных впечатлений в Москве, наговорили лишнего, за что получили должное наставление от своих избирателей, дворян литовских губерний. Местные губернские комитеты, составленные для рассмотрения инвентарей Бибикова, решительно объявили, что не желают [ни] освобождения крестьян, ни перемены в их положении. Когда Назимов об этом доложил, составлен был следующий рескрипт на его имя, помеченный 20 ноября 1857 г. (Прошу вслушаться не в рескрипт, а в смысл.) В рескрипте значилось, что государь с удовольствием принял выраженное Назимовым желание литовских дворян улучшить положение крепостных, поэтому позволяет местному дворянству образовать комитет из своей среды для выработки положения, которым осуществилось бы это доброе намерение. Комитеты эти должны быть составлены из депутатов от уездных дворян губерний, по два от каждого уезда, и из опытных помещиков, назначенных генерал-губернатором. Эти губернские дворянские комитеты, выработав свои проекты нового устройства крестьян, должны были внести их в комиссию при генерал-губернаторе; она, рассмотрев проект губернских комитетов, должна выработать общий проект для всех трех литовских губерний. Рескрипт указывал и начала, на которых должны быть основаны эти проекты. Вот эти три начала: крестьяне выкупают у помещиков свою усадебную оседлость; полевой землей они пользуются по соглашению с землевладельцем. Дальнейшее устройство крестьян должно быть таково, чтобы оно обеспечивало дальнейшую уплату крестьянами государственных и земских податей. Крестьяне, получив усадьбу и землю от землевладельцев, устраиваются в сельские общества, но остаются под властью помещика как вотчинного полицейского наблюдателя. С большим удивлением встретили местные дворяне рескрипт, данный Назимову, с трудом понимая, чем они подали повод.
Но тут блеснула еще другая искра в Петербурге. Решено было обращенное к литовскому дворянству приглашение заняться устройством положения крестьян сообщить к сведению дворянства остальных губерний на случай, не пожелают ли они того же, чего пожелало дворянство литовское. Говорят, мысль обобщения дела впервые подана была великим князем Константином, который перед тем был введен в состав секретного комитета; скоро эта мысль получила гласное выражение. Около того времени представлялся государю воронежский губернатор Смирин; государь неожиданно сказал ему, что дело крепостных крестьян решил довершить до конца и надеется, что он уговорит своих дворян помочь ему в этом. Смирин обращается к Ланскому за разъяснением этих слов и с вопросом, не получит ли на этот счет воронежское дворянство какое-нибудь предписание. «Получит», - отвечал Ланской, засмеявшись. Около того времени кто-то вспомнил, что некоторые петербургские дворяне выразили желание определить точнее положение крестьянских повинностей в пользу землевладельцев; акт был заброшен; теперь его откопали, и последовал 5 декабря новый рескрипт: «Так как петербургское дворянство выразило желание заняться улучшением положения крестьян, то ему разрешается устройство комитета и т. д.». Дворянство с расширенными глазами встретило этот рескрипт, данный на имя петербургского генерал-губернатора графа Игнатьева. Наконец, все эти рескрипты Назимову и циркуляры министра внутренних дел разосланы были губернаторам всех губерний, с тем чтобы эти акты приняты были к сведению. С большим нетерпением ожидали в Петербурге, как отнесутся дворяне к этому сообщению.
Яков Иванович Ростовцев
Вместе с тем для рассмотрения этих записок решено было образовать Секретный комитет, в состав которого вошли, главным образом, министры и сановники предшествующего царствования. Этот комитет образован был в январе 1857 года .
В этом комитете безусловным сторонником крестьянской реформы был министр внутренних дел Ланской. Затем, в числе лиц, введенных в этот комитет, находился также генерал Я. И. Ростовцев, главный начальник военно-учебных заведений, который весьма сочувственно отнесся к идее крестьянской реформы. Ростовцев был одним из близких Александру людей, лично весьма ему преданный, но в крестьянском деле был совершенно неопытен. Поэтому вначале, когда на него, вместе с двумя другими членами комитета – бар. М. А. Корфом и кн. П. П. Гагариным, – комитет возложил ознакомление со всеми записками и проектами, обращавшимися в обществе, он даже пытался от этого уклониться. С другой стороны, в общественном мнении Ростовцев представлялся тогда фигурой не особенно привлекательной: на нем лежало пятно, которое заключалось в том, что сохранилось предание, будто бы Ростовцев явился доносчиком и предателем в деле декабристов. Предание это рисовало, однако, его участие в этих событиях в искаженном виде. В 1825 г. Ростовцев был еще юным офицером (22 лет); он был лично близок с влиятельными руководителями заговора 14 декабря, Рылеевым и в особенности с кн. Оболенским, с которым жил на одной квартире. Во время известного междуцарствия 1825 г. до ушей Ростовцева, таким образом, не только достигали случайно отдельные фразы, обнаруживавшие намерения заговорщиков, но, по-видимому, Рылеев и Оболенский сделали и прямую попытку привлечь Ростовцева к своему делу. Он же был человеком по своим взглядам совершенно лояльным и не только не сочувствовал планам декабристов и вообще тайных обществ, но и не был расположен к участию в революционных политических предприятиях. Во всяком случае, он не только отказался наотрез принять участие в тайном обществе, но стал даже уговаривать Рылеева и Оболенского, чтобы и они отказались от своих планов, и, наконец, предупредил их, что если они не откажутся от этих планов, то он сочтет своим долгом предупредить правительство о грозящей ему опасности. Видя, что конспирации продолжаются, Ростовцев и исполнил свою угрозу, явился к Николаю и сообщил ему, что против него очень возбуждены, что что-то готовится, и даже убеждал Николая или отказаться от престола, или уговорить Константина, чтобы тот сам приехал и отрекся публично. При этом Ростовцев не назвал ни одного имени и после свидания своего с Николаем (10 декабря 1825 г.) сам сообщил об этом немедленно Рылееву и Оболенскому. Из этого уже видно, что того впечатления гнусности и своекорыстных расчетов, которое обыкновенно соединяется с политическим доносом, в этом деле не было, и личность Ростовцева едва ли справедливо клеймилась названием предателя и доносчика. В настоящее время известно, что и Рылеев, и Оболенский, знавшие вполне ход этого дела, сохранили к Ростовцеву уважение и после визита Ростовцева к Николаю, и когда Оболенский вернулся из ссылки, то он не отказался возобновить дружеские отношения с Ростовцевым. Но в то время все это не было точно известно и ложилось на личность Ростовцева большим пятном, а Герцен систематически преследовал его в «Колоколе» до самой его смерти .
Настоящая роль Ростовцева в крестьянской реформе, собственно, началась, позднее; его участие в делах Секретного комитета в это время не было еще так велико и решительно, как потом.
Остальные члены Секретного комитета или относились к делу более или менее равнодушно и формально, или втайне ему не сочувствовали. Тем не менее никто из них не решался отрицать в своих ответах на прямо поставленный Александром вопрос, что дело назрело и что необходимо хотя бы некоторое ограничение помещичьего произвола и изменение существующего положения вещей. Но все-таки настроение большинства было таково, что работа пошла чрезвычайно медленно. Единственным двигателем работы в это время было Министерство внутренних дел, которое имело во главе лицо, сочувствовавшее реформе, и имело средства ее подготовить, так как в его руках был целый ряд собранных материалов, проектов и соображений.
Летом 1857 г. представлен был Министерством внутренних дел уже довольно определенный план реформы, составленный Левшиным, который заключался в том, чтобы объявить крестьян через некоторый срок лично свободными, но крепкими земле, сохранив за ними на определенное или неопределенное время обязанность исполнения повинностей за отведенные им наделы с обязательством выкупить в собственность усадебную оседлость, причем помещикам нечерноземных губерний предоставлялось бы в оценку усадеб ввести так называемые промысловые выгоды.
Так как движение дела в самом комитете происходило медленно, то император Александр, недовольный комитетом, во главе которого стоял кн. Орлов, несочувственно относившийся к делу реформы, ввел в его состав брата своего, великого князя Константина Николаевича, от чего он ожидал большого ускорения дела, так как Константин обнаруживал большое сочувствие делу реформ. И действительно, он внес большое оживление в общий ход дела, но по своей неопытности был склонен пойти тогда на многие компромиссы, вредные для интересов крестьян, лишь бы ускорить дело. Между прочим, он предлагал ввести в ведение всего дела известную гласность, публично объявить о намерениях правительства хотя бы в общих чертах. 18 августа состоялось решительное заседание Секретного комитета, где обсуждался проект Константина Николаевича. Константин Николаевич доказывал, что гласность успокоит крестьян и даст возможность обществу принять более деятельное участие в разработке подробностей реформы. Однако комитет это предложение безусловно отверг; решено было, что никакого оглашения видов правительства не должно быть, что дело реформы надо вести постепенно и продуманно, разделив его на периоды, причем в первый период, срок которого даже не определялся, предполагалось собирать разные сведения, записки и т. п. По мнению лиц осведомленных, например Левшина, дело клонилось к тому, чтобы реформу затянуть, в надежде, что мысль о ней, наконец, уснет.
Вполне достоверные данные о работах этого комитета до последнего времени имелись лишь в двух указанных выше статьях: «Достопамятные минуты моей жизни» А. И. Левшина и «Записки» Я. А. Соловьева, отчасти восполнявшиеся составленными Д. П. Хрущевым и напечатанными за границей «Материалами по истории упразднения крепостного права», Берлин, 1860–1862, три тома. Теперь история работ Секретного комитета изложена на основании изучения его архива г. А. Попельницким в «Вестнике Европы» за 1911 г., № 2, стр. 48. Исследование это, впрочем, лишь подтвердило верность сведений, сообщавшихся в записках Левшина и Соловьева.
О Ростовцеве важные документы напечатаны в «Русском архиве» за 1873 г., № 1, стр. 510 и след. См. также о нем у Барсукова («Жизнь Погодина»), т. XIV, стр. 465 и passim и у А. В. Никитенко в разных местах его «Записок из дневника». Срав. также последний отзыв о Ростовцеве после его смерти издателей «Колокола» Герцена и Огарева в «Голосах из России», кн., VIII, стр. 8.
Секретные комитеты и их деятельность.
Данную главу я бы хотела начать с упоминания о секретных комитетах. Основным в работе секретных комитетов был крестьянский вопрос. Так, Николай I поставил во главе секретных комитетов по рассмотрению дел о быте крестьян Графа П.Д. Киселева.
Первый Комитет 6 декабря 1826г. (существовал до 1832г.) под председательством В. П. Кочубея имел программное значение для всех последующих секретных Комитетов. В этом Комитете рассматривались проекты личного освобождения крестьян, а также запрета отчуждать их без земли, проекты о создании новых сословий, об упорядочении центральной и местной администрации.
В секретном Комитете 1835-1836г., ведущая роль в котором принадлежала П. Д. Киселеву, Сперанскому, E. P. Канкрину, обсуждался вопрос о постепенной замене крепостнических отношений договорными: крестьянам предоставлялось право свободного состояния, а вся земля оставалась собственностью помещиков. Результатом работы этого Комитета - стала подготовка реформы государственных крестьян.
О Комитете 1839-1842 хотелось бы поговорить более подробно. Прежде всего, этот Комитет имеет особое значение в истории крестьянского вопроса. Как известно, Николай I опасался общественных волнений и поэтому окружил деятельность секретных Комитетов глубочайшей тайной, приглашая в них только доверенные лица. Таким образом, «Комитет, по соображениям секретности, назывался “Комитетом о повинностях в казенных имениях западных губерний”».
Перед Комитетом стояли такие задачи, как поиск новых условий освобождения крестьян от помещиков, то есть необходимость пересмотреть закон о вольных хлебопашцах. Также обсуждался проект П.Д. Киселева о введении инвентарей. Проведение инвентарной реформы в помещичьей деревне было начато законом от 15 апреля 1844 года. Считалось, что реформа должна улучшить положение крестьян. Реформа проводилась только в западных губерниях, потому что в центральных губерниях России было велико сопротивление русских помещиков. В западных же губерниях было немного русских помещиков, а значит, их отношения с властями не подвергались большой опасности. Стоит отметить, что итоги этой реформы неоднозначны. С одной стороны, положение крестьян ухудшилось, так как в инвентарях повинности завышались помещиками. С другой стороны, частновладельческие крестьяне впервые получили возможность жаловаться на помещиков из-за превышения ими норм, закреплённых в инвентарях.
Инициатором Комитета 1839-1842г. был П. Д. Киселев. Он разработал новое положение об освобождении крестьянства. Суть его проекта состояла в том, что помещики больше не могли определять размеры земельного надела для крестьян, а также размеры повинностей. Крестьяне получали от помещиков землю, которая поступала в общинное пользование, а следовательно, не могла уже быть возвращена обратно помещиками. То есть, предлагалось освобождение крестьян с землей. В зависимости от размеров помещичьей земли, передаваемой бывшему крепостному в пользование, устанавливались размеры повинностей. Государство брало под свой контроль соблюдение обязательных соглашений между помещиками и крестьянами. Освобожденные крестьяне назывались обязанными и имели собственные права: права личной свободы, права движимой и недвижимой собственности, право перехода в другие сословия, право защиты в суде. Реакция на данный проект не была только лишь положительной. Стало понятным, что с принятием этого проекта у правительства уже не останется шансов освободить крестьян без земельных наделов, иначе последуют крестьянские недовольства. Более того, помещики вставали под угрозу оказаться совсем без земельной собственности. Члены Комитета, не одобрявшие проект Киселева, настаивали на отстранении государства от вмешательства в дела между помещиками и крестьянами и предпочитали оставить земли за помещиками. Важно, что проект Киселева был практически в шаге от отмены крепостного права и наделением крестьян земельной собственностью. Разногласия по теме проекта вскоре вышли за рамки Комитета, и, согласовавшись с Николаем I, Киселев был вынужден пойти на уступки. Теперь основная идея проекта заключалась в договорном пользовании крестьянами землей с условием отработки повинностей. Однако члены комитета настояли на том, чтобы к закону о вольных хлебопашцах 1803г. просто добавить Положения об обязанных крестьянах, не останавливаясь на деталях, а дать возможность помещикам действовать по их усмотрению. Николай I принял такое предложение. На общем собрании Государственного совета обсуждался данный проект, названный бесполезным и неопределенным. «Председатель Совета И.В.Васильчиков на это отвечал, что надо “сделать, по крайней мере, что-нибудь”, чтобы успокоить дворянское общественное мнение и крестьян». Здесь же видно и мнение самого императора о крестьянском вопросе. «Император Николай I произнес в Совете известную речь, в которой назвал крепостное право “злом для всех ощутительным и очевидным”, но прикасаться к которому “теперь было бы делом еще более гибельным”. Но “всякому благоразумному наблюдателю ясно, что нынешнее положение не может продолжаться всегда”». Несмотря на то, что Николай I дал понять, что не намерен в данный период времени решать вопрос об отмене крепостного права, Комитет 1839-1842г. был создан именно для осуществления этих замыслов, которые, однако, на этом этапе реализовать не удалось. Был лишь подписан указ 2 апреля 1842г. об обязанных крестьянах, в котором первоначальных идей, таких как предоставление крестьянам личной собственности и инвентаризации помещичьей собственности, уже не было.
И хотя в обязанные крестьяне было переведено малое количество человек по сравнению с общим числом всех крепостных, закон обратил на себя внимание дворянства, а именно на отношения между землевладельцами и крепостными. И как писал В.О.Ключевский, «На почве закона 1842г. только и стало возможно Положение 19 февраля , первая статья которого гласит, что крестьяне получают личную свободу “без выкупа”».
Дальше хотелось бы остановиться на записке графа Л.А.Перовского, которая носила название «Об уничтожении крепостного состояния в России». Для ее рассмотрения был создан в 1846г. еще один секретный Комитет. Суть проекта Перовского состояла в том, что крестьяне по-прежнему прикреплены к земле, но уже не являются собственностью помещиков. Крестьяне, оставаясь крепостными, должны были выплачивать сумму, установленную законом, обеспечивая таким образом и дворян-хозяев, и государство. Такой проект содержал такие же принципы, как и проект М.М.Сперанского, еще в Комитете 1826г. По задумкам Перовского, помещик должен был превратиться в государственное лицо, чиновника.
Сознание дворян постепенно меняется, приходит понимание ненужности крепостного права, обременительности крестьян. «Помещики перестали бояться экономических последствий отмены крепостного права. Что же мешает немедленному освобождению крестьян?». И сразу же мы находим ответ на этот важный вопрос. «…часть дворянства, с точки зрения Перовского, уже дозрела до того, чтобы освободить крестьян, их останавливает только склонность народа к анархии».
Мысли Перовского были одобрены комитетом. Идея постепенного освобождения крестьян от крепостного права, чтобы не будить в обществе опасных волнений, казалось единственно правильной.
Комитет считал необходимым установить некоторые правила: оградить собственность крестьян от притязаний на нее помещиков, определить власть помещика над крестьянами и даровать крестьянам права жаловаться на злоупотребления помещиков. Один шаг касательно этих правил уже был сделан, а именно издание Уложения 1845г. о наказаниях, где разбирались полномочия помещиков в наказании крепостных.
Важным для Комитета представлялся и «Закон о собственности крестьянской» как основное ограничение помещичьей власти.
В решении крестьянского вопроса немалую роль играл и Комитет 1847г. Речь идет об указе 8 ноября «О предоставлении крестьянам имений, продающихся с публичных торгов за долги, права выкупать себя с землею». Иными словами, крестьяне по всей России могли выкупаться на свободу на публичных торгах при внесении выкупной суммы. Такие крестьяне становятся государственными и полученные земли могут и продавать, и обменивать, но только с подтверждения министерства государственных имуществ. Выкупившиеся крестьяне назывались безоброчными, потому что выполняли все повинности, что ложились на плечи государственных крестьян, кроме оброка. (В последующем, было решено называть выкупившихся крестьян «государственными на особом положении»). Николая I эта идея воодушевила, и он высказал одобрение. Стоит отметить, что данный закон уже действовал в Грузии (закон 1824г.), так что теперь стояла задача распространить его на другие части империи.
Интересно обратить внимание на то, что император, Николай I, был во многом уступчив в вопросах крепостничества и, скорее всего, не очень настойчив. Возможно, он не был уверен в своих идеях или же не знал как поступить правильнее. К такому выводу не сложно прийти: «Встал вопрос: как называть выкупившихся крестьян? Император предложил – “крестьяне-собственники”. Однако сначала Орлов, а за ним и другие выступили против: такое название, утверждали они, будет непонятно для простого народа и может дать повод к недоразумениям и превратным толкам. Николай I уступил…». « “Я не мог, - заметил Николай Павлович, - не уважить это требование, ибо для всех вас я император, а для меня императором был мой брат Константин”».
После издания закона 1847г. велась активная борьба за его ликвидацию. Что интересно, борьба велась даже теми, кто этот закон и принимал (в их числе П.Д.Киселев, Л.А.Перовский).
Закон 8 ноября 1847 года действовал недолго. Тульский предводитель дворянства В. А. Норов представил Николаю I записку о вреде этого указа, что стало поводом к новому Комитету 1848-1849 годов. В Государственном совете большинство высказывалось за упразднение указа, однако, было решено в конечном итоге составить новое «Положение об описи, и публичной продаже», утвержденное в 1849г. В соответствии с этим Положением выкуп крестьян был сильно ограничен, так как теперь он ставился в полную зависимость от воли помещиков.
В итоге, важным является то, что указ 8 ноября 1847г., как и указ об обязанных крестьянах, подготовил сознание масс к неизбежному освобождению крестьян или, в крайнем случае, к изменениям в системе крепостного права.
Если постараться подвести некий итог вышесказанному, то задумки, связанные с инвентаризацией, были осуществлены в западных губерниях. Далее, до 1835г. крестьяне могли освобождаться без земли, со временем стало понятно, что такое освобождение еще хуже, чем крепостное право. В правление Николая I произошло изменение и в сознании дворянства на тему крестьянского вопроса. Крестьяне становятся предметом опеки со стороны государства, власть помещиков над крестьянами ограничивается. Однако же в правовом отношении, положение крестьянства мало изменилось.
Если говорить о законодательстве касательно крестьян, то произошли изменения в паспортной системе: крестьяне могли продлить паспорта в местном казначействе, находясь на заработках, с условием письменного разрешения помещика. Получали паспорта крестьяне теперь не из вотчинной администрации, а из уездного казначейства. Плата за сами паспорта снизилась. «Запрещается выдавать плакатные паспорта: а) слепым, калекам и старикам к работе неспособным; б) людям публично наказанным, на прожитие в столичных и губернских городах; в) кому-либо вместе с женою и детьми; ибо каждое лицо должно иметь свой паспорт».
Еще при Александре I крестьяне получили расширенные возможности для предпринимательства: можно было учреждать заводы и фабрики, но опять же с разрешения помещиков. «Крепостным людям не запрещается учреждать фабрики и заводы с соблюдением общих для этого правил и с дозволения помещика». Более того «Им дозволяется также вступать временно в цехи, заниматься ремеслом в своих селениях и продавать изделия в городах». С 1848г. крестьянам разрешалось покупать недвижимое имущество, разумеется, так же не без согласия помещиков.
«Крепостным людям не запрещается давать деньги свои другим лицам взаймы и получать от них узаконенные обязательства, но с условием, что они не могут принимать в заклад ни деревень, ни крепостных людей с землей или без земли».
Отметим, что принимаются акты, провозглашающие переход крестьян «по воле помещиков» в свободное состояние. А все потому, что правительство никак не могло решиться на отмену крепостного права, надеясь возложить это в какой-то мере на помещиков.
С 1853г. процесс перевода крестьян в свободные хлебопашцы становится более трудным, а указ 8 ноября 1847г., точнее ограничения, принятые к этому закону, упразднили понятие «свободные хлебопашцы», заменив его «государственными крестьянами».
Как мы помним, существовало правило, запрещающее ссылать крестьян старше 50 лет «по воле помещиков» в Сибирь, теперь это возрастное ограничение снималось. А во второй половине XIX века помещики получили право наказывать своих крепостных.
Однако правительство боялось крестьянских выступлений, и следило, чтобы помещики не злоупотребляли своей властью. С 1853г. введен запрет на ссылку беременных женщин и женщин с грудными детьми «по воле помещика». В случае особой жестокости по отношению к крепостным, помещик лишался управления имением, а также права покупки и продажи крестьян.
6 декабря 1826 года Николай направил графу В. П. Кочубею рескрипт, назначив его Председателем особого комитета, которому следовало «обозреть настоящее положение всех частей управления, дабы из сих соображений вывести правила к лучшему их устройству и исправлению». В состав этого Секретного комитета, названного по дате его образования «Комитетом 6 декабря», вошли члены Государственного совета – генералы П. А. Толстой и И. В. Васильчиков и барон И. И. Дибич, а также статские сановники – князь А. Н. Голицын, М. М. Сперанский и Д. Н. Блудов. Этот рескрипт появился после того, как Сперанский за неделю перед тем представил Николаю записку о том, чем следует заниматься такому комитету. На его записке Николай написал резолюцию, в которой предложил «Изложить мнения: 1) что предполагалось, 2) что есть, 3) что кончить оставалось бы, 4) в изложении мыслили, что нынче хорошо, чего оставить нельзя и чем заменить». «Комитет 6 декабря» стал первым из десяти Секретных комитетов, которые вслед за тем создавались для обсуждения проектов различных реформ. Главным при обсуждении был крестьянский вопрос, но так как гласность рассмотрения проблемы совершенно исключалась, это привело к полной неудаче их деятельности.
«Свод в систематическом порядке» А. Д. Боровкова
В то самое время, когда первый Секретный (или Особый) комитет начал собираться на свои заседания, Николай дал поручение тайному советнику А. Д. Боровкову – бывшему секретарю Особого комитета для следствия о тайных обществах, возглавлявшему делопроизводственную часть процесса от начала следствия до вынесения приговоров (обобщить сказанное декабристами во время следствия и суда). Царь назвал Боровкову четверых, наиболее ему запомнившихся. Боровков сделал извлечения из ответов Батенкова, Штейнгеля, Александра Бестужева и Пестеля. Он опустил повторы и «пустословие» и оставил главное – идеи, касающиеся исправления дел в России.
В изложении Боровкова идеи декабристов выглядели следующим образом. Начиналось все с противопоставления первых лет царствования Александра (до 1807 года) его последующему царствованию, когда из-за войн с Наполеоном расстроились финансы, произошло обнищание народа и надежды людей остались без исполнения. Победа в Отечественной войне 1812 года ничего не дала народу. Ратники, вернувшиеся из-за границы, из освободителей России и Европы снова превратились в крепостных рабов, и деспотизм хуже прежнего стал царствовать во всей империи. Далее Боровков указал, что: 1) воспитание юношества было пронизано свободомыслием, а окружающая действительность во всем противоречила его идеалам; 2) законы наши запутаны и противоречивы, отчего торжествуют крючкотворы и ябедники, а бедные и невинные страждут; 3) судопроизводство настолько многоступенчато и сложно, что порой недостаточно жизни, чтобы дождаться окончания дела. К сему следует присовокупить несправедливости, злоупотребления, волокиту и лихоимство, до крайности истощающих тяжущихся; 4) система правления государством в губерниях, Сенате, министерствах, Кабинете министров занималась лишь камуфляжем недостатков, прикрываясь «высочайшими повелениями», так что «верховное правительство рассыпалось, потеряло единство и представляло нестройную громаду»; 5) жалованье чиновников вопиюще несоразмерно – меньшинство жирует, а масса нищенствует: «чиновники целого уезда, вместе взятые, не получают жалованья и одного надзирателя питейного сбора»; 6) взимание податей остается в совершенном произволе местного начальства, не подвергаясь ни проверке, ни учету; 7) тяжким бременем лежат на народе дорожные повинности, доводя множество хозяйств до разорения; 8) недоимки, которые жестоко выбивали и выколачивали, почти целиком шли в Петербург, а все остальные города «пришли в упадок, оскудели и упали духом»; 9) казенная продажа вина и соли позволила государству взвинчивать на них цены, одновременно грабить и откупщиков, и подрядчиков, отчего разорились многие знатнейшие купцы; 10) тарифная политика привела к упадку отечественную торговлю в угоду торговле Австрии, Пруссии и Польши; 11) военный флот сгнил в гаванях, ибо не дождался оснащения и вооружения; 12) военные поселения, водворенные насильственно, были приняты «с изумлением и ропотом», но ничего не решили; 13) состояния – дворяне-помещики, личные дворяне, духовенство, купечество, мещане, казенные крестьяне, удельные крестьяне – все испытывают великие тяготы и ждут от нового государя решения своей участи.
В заключение Боровков писал: «Надобно даровать ясные, положительные законы, водворить правосудие учреждением кратчайшего судопроизводства, возвысить нравственные образования духовенства, подкрепить дворянство, упавшее и совершенно разоренное займами в кредитных учреждениях, воскресить торговлю и промышленность незыблемыми уставами, направить просвещение юношества сообразно каждому состоянию, улучшить положение земледельцев, уничтожить унизительную продажу людей, воскресить флот, поощрить частных людей к мореплаванию, словом, исправить неисчислимые беспорядки и злоупотребления».
Свой «Свод» А. Д. Боровков представил Николаю 6 февраля 1827 года. Император велел снять со «Свода» две копии – одну отослал Константину в Варшаву, а вторую дал князю В. П. Кочубею (председателю Государственного совета). Через некоторое время Кочубей, встретив Боровкова, сказал, что император часто просматривает представленный ему «Свод», да и он тоже нередко обращается к нему. А потом Боровков стал все чаще встречать отдельные положения и мысли «Свода» в разных правительственных постановлениях.
Еще по теме Первый Секретный комитет:
- Первый кризис с заложниками и выход на первый план Черномырдина